И выдохнешь — и упростишься между внутренним и внешним,
но выпутаться хотя б нерезво — пора.
Как в пароксизме соловья, как в маслянистости черешни,
как в чае горькая кора.

Я тут слонялся, камерно и в одиночку, то есть;
и боле-менее передушил
всех пограничников вообще границ, но пояс
типа звёздный стягивает эту ширь.

Заглохло небо, распростёршись однократно от избытка.
Продёванные лучики себе стачали день,
и сетованье столь не первое, что вряд ли пытка —
когда и не желал, а всё, свободен-де от дел.

Нет, тут не пустыри — мы видим воленс-ноленс
кургузые строения и рельс расход,
и два предельных способа вцепиться в прорезь
для выживания, для вырождения раз в год.

***

На другой стороне циферблата
ты сразишься с последней стрелой,
на лету её выхватив у
переменных, которые — вата
в ране времени: войско и вой.

Ничего, что темнить не зазорно:
говорят, так и сгинет парша.
Буду ждать тебя там, где годам
не отсыпаны более зёрна —
только звёзды клевать неспеша.

Или носом над чьим-то вполне
гениальным придаточным цели.
Я с тобой, но напориста боль
в механизме, отчасти ко мне
обращённом. Привычки не цепи,
и пружины запутанность не.

Кто кому отзеркалит пробел?
если в нём уже тьма заготовок —
то ли всё, то ли мир-новосёл
избирательно вдруг преуспел
в обустройстве — стенами лишь тонок,
чтобы эха никто не робел.