Не я признал ли эту беспристрастность? она меня?
раздуть обугленные лейтмотивы?
Вопрос давно один: чему храня
верность, мы себе не столь противны.

Вот духота, а вот окрестности её в любом
из видов тех отходов,
чьё опознанье упирается то лбом,
то всем живым, когда копьём его потрогав.

Одной молитвы недостаточно, учтём;
а коллективной безмятежности – тем паче.
Распятье с лишним справится гвоздём.
Ещё в придаче.

Не стыд довольно дюжий рудимент,
но сам к нему порыв. Подробно
и немилостиво в череде дилемм
морозит тьма, сама весьма продрогнув.

И неужели, кроме страшных тайн
орфографии, нет воздуху примера,
который бы приемлела гортань
и поразительно сумела?

Смотреть сквозь зиму, сострадать сквозь страх
намеренья, и просто боль такая.
Почётной сволочью красуясь на кострах
тех и иных, в слова не облекая

историй пепла, видишь в вышине
погоню искр, объятья вроде дыма
и – ничего, как будто лишний нерв
почти что твой и жизнь – необходима.