*
С незадачливой молодцеватостью кто угодно — но не угодно.
Если сегодня январь, то ему так промозгло;
и разве ещё попытаться дознаться у города,
что с ним было бы можно
вытворять благодаря выдержке? —
хотя в диком прыжке
сердце; а ещё человек ночью лежит перед выбором.
Скорее всего, в направлении перепроверенной правды,
что сила чувства проворачивает недуром —
да и рад бы
не дёргаться, однако, сложившись вдвое,
уже вовсе не воле
предаёшься, а странному накопительству лишних сил.
И нет уверенности, что зря это и особенно то.
Кипяточек канализации и выхлопной сип
проходят сквозь решето
ненастных небес
изменчивости не без.
**
Так начинающие летательные аппараты
не аннулируют географию, но дают ей быть.
Эфиром всех чувств клочья небесной ваты
пропитаны, однако смысла — бескровный бинтик.

Ну да, я знаю, что услышу от своего голоса от начала и до конца,
когда пройдёт некоторое количество, допустим, добрых дней,
когда снова всё выяснится, что ничего не кончится,
особенно — западнёй.

Ты не то, что я не вижу; а если бы было вообще без нас,
то — середина лета, фестиваль модных галош,
добровольцы готовы сгинуть на марс,
где грунт сам по себе хорош.

А не для чьих-то подвижных забав или диких слепых корней.
Мальчик за мячиком не побежит, он спит не хуже, чем океан.
Только боль в этой жизни что-то умеет: быть ещё больней,
наверное; но ты здесь не закивал.
***

Дольше позвоночника до утра.
Жмутся по гаражам ветра.
Можно съездить в дальний район.
Там памятник ворожит вдвоём.
Зацелованных темнотой под дых,
там стынет оторопь домов молодых.
А начнись свет — отказывают места,
доказывая что пространство — спроста.
Из которого если и принимать дары,
то с благословенья дыры;
или прямую подачу любви, лови, лови.